на передачу были переданы бесплатно, вместе с документами о пребывании на наших землях японских военнопленных — это им нужно для оформления пенсий в Японии.

— «Пребывание» — это каторжные работы? — с вызовом посмотрела на меня Йоко.

— Именно они, — не смутился я. — Вся западная часть СССР по итогам боевых действий лежала в руинах, и лично я не вижу в использовании труда военнопленных ничего плохого — не надо было воевать на стороне Гитлера.

— И чем вы тогда отличаетесь от немцев? — ощерилась она.

— Йоко, — жалобно попытался одернуть ее Леннон.

Тем временем герои передачи скрылись за кулисами, а направившаяся было к нам съемочная группа, почуяв неладное, решила повременить.

— Что? — окрысилась Йоко на мужа. — Я должна быть благодарна за какие-то документы и передачу? Моя семья голодала из-за этой войны!

Джон смущенно поиграл желваками, мистер Уилсон старательно скрывал радость от зарождающегося конфликта.

— Удивительно, — вздохнул я. — Почему-то настоящие японцы относятся к нашей стране нормально, а вот живущие в Америке, которая бросала на их родину атомные бомбы, ненавидят. Я ужинал с Его Императорским Величеством Хирохито и играл в настольный теннис с его внуком. А вы, миссис Леннон?

— Я недостаточно японка для тебя? — высокомерно вздернув подбородок, спросила она.

— Простите, что мои предки не умерли ради торжества нацизма во всем мире! — фыркнул я.

— Джон, я уезжаю! — прошипела та.

— Держи себя в руках! — прошипел тот в ответ и взял жену за руку. — Нам нужно поговорить наедине, — поведал нам, и они вышли поговорить на улицу.

— Вот и политизировали, — вздохнул я.

— Поэтому я и предлагал этого не делать! — сымитировав скорбь на лице, покивал мистер Уилсон. — У вас здесь есть телефон, мистер Ткачев? Нужно заказать обратные билеты для мистера и миссис Леннон.

— Подождем немного, — пожал я плечами. — Может миссис Леннон передумает. Если так случится, я даже извинюсь перед ней за грубость.

— Грубость не так уж велика, — утешил меня посол. — Она уже давно не живет в Японии, и, вполне возможно, ее это расстраивает — японцы очень сильно цепляются за свой остров.

— Потому и пошли захватывать колонии по вашим, так сказать, методичкам — параллель напрашивалась сама собой, — кивнул я.

— Если сравнить уровень жизни стран в том регионе, японцы не слишком-то ошиблись, — ухмыльнулся он.

Ленноны вернулись, и я, все поняв по образцово-показательно виноватому лицу Йоко, сделал шаг вперед:

— Извините, миссис Леннон, мне не следовало говорить таких ужасных слов.

Джон облегченно вздохнул, мистер Уилсон умело скрыл разочарование.

— Это я должна извиняться, — покачала она головой. — Это — не оправдание, но перелет был очень долгим, и я до сих пор не привыкла к часовым поясам.

— Давайте оставим исторические обиды? — предложил я. — Война — это ужас, кровь и голод для всех, кроме греющих на ней руки элит. Ругаясь друг с другом, мы идем у них на поводу.

— Согласна! — протянула мне Йоко руку.

Я аккуратно пожал.

— Съемочная группа хочет познакомиться, но я помню, что вы здесь инкогнито, поэтому можем уйти, — предложил Леннонам выбор.

— Будет странно приехать в СССР и не пообщаться с его жителями! — весело ответил Джон, радуясь возможности окончательно похоронить неприятную ситуацию.

Я махнул рукой сотрудникам, и нас окружила глазеющая на Леннона как на божество (потому что тут почти все — вчерашние выпускники-студенты) толпа. Процедура прошла штатно — звезда пожала всем руки, раздала автографы (нашелся целый десяток вызвавших у него удивление контрабандных пластинок «Битлз»), и тут произошло неожиданное — осветитель-Кеша с виноватой улыбкой сунул Леннону безликий, самодельный, склеенный из коричневой бумаги, конверт.

— Здесь нет пластинки, — заметил Джон.

Незаметно вздохнув, я покачал головой:

— Она там есть. Открой.

Он открыл и удивленно уставился на кривовато обрезанный ножницами, украшенный кольцами нарезанных звуковых дорожек, рентгеновский снимок.

— Флюорография?

— Это — нелегальная копия, — пояснил я.

— А есть проигрыватель? — блеснул весельем в глазах Леннон. — Я бы хотел оценить звук!

— Проигрыватель товарищу Леннону, — попросил я.

Пара товарищей бросилась в подсобку, почти сразу вернувшись с ГДРовским проигрывателем. Джон тем временем подписал конверт, дал подписать Йоко, и вернул «ребра» хозяину с просьбой:

— Поставь.

Я подтвердил кивком, и Кеша бросился выполнять распоряжение.

— В Москве нам показывали нашу местную пластинку, — похвастался Леннон, пока «ребра» занимали свое место на проигрывателе. — «Зэ бэст».

— У вас много альбомов, — развел я руками. — И на покупку прав на их все мы бы потратили слишком много валюты. Пришлось выбрать лучшее.

— Я бы поспорил насчет некоторых песен, — хохотнул Леннон. — Прости, я не могу дать вам скидку — права на альбомы принадлежат лейблу.

— Само собой, — улыбнулся я. — И я о ней не просил — просто рассказал, как обстоят дела. Гарантирую, в Москве тебе говорили другое.

— Какой-то мужик двадцать минут рассказывал мне о том, что такой формат позволит слушателям оценить творческий путь «Битлз» от начала до конца, — фыркнул Джон. — О деньгах не было и слова.

— Вам повезло, мистер Леннон, что до недавнего времени ваша музыка вместе с остальным роком была в СССР под запретом, — влез мистер Уилсон. — Иначе ваши пластинки можно было бы найти в каждом магазине и каждом доме — СССР только два года назад подписал конвенцию о защите авторских прав, и раньше вы бы не получили ничего. А молодой человек, — кивнул на жмущего кнопку воспроизведения Кешу. — Мог попасть в серьезные неприятности за хранение такой ужасной, запрещенной и вредной музыки.

— Это правда, — пожал я плечами под удивленным взглядом Леннона. — В тюрьму бы не попал, но из университета могли выгнать. Сейчас такой глупости у нас нет.

— Ол ай гат ту ду-у-у… — донесся из проигрывателя искажаемый помехами и скрипами, едва узнаваемый голос Джона.

— Фак, выключите это! — схватился за уши Леннон-во-плоти.

— Выключай! — продублировал я и с улыбкой подмигнул соотечественникам — испугались реакции же.

— Я привез с собой несколько пластинок, «With the Veatles» там есть, давай я подарю тебе ее, а ты взамен сожжешь это, — указал Джон на «ребра».

Я перевел и добавил:

— Приходи к восьми на Центральную, 3.

И мы с интуристами покинули павильон.

— Я даже не знал, что на рентгеновский снимок можно записывать музыку, — по пути восхищался находчивостью Советских людей Леннон. — А они еще и рисковали будущим ради наших песен!

— «Битломания» охватила весь мир, и мы — не исключение, — кивнул я. — Парадокс — пока на Западе молодежь отказывается принимать навязываемое ей элитами общество потребления, проникаясь взамен левыми идеями, здесь до недавнего времени ситуация была прямо противоположной.

— А сейчас? — заинтересовался Джон.

— А сейчас это поколение, — указал я на оставшийся позади павильон. — Последнее, кто по инерции испытывает перед Западом благоговение. Нескромно, но это во многом моя заслуга: мои проекты покорили мир не хуже вас в свое время — это вылечило комплексы наших людей, показав истинную ценность нашей культуры, а экономические реформы наполнили рынок потребительскими товарами. У нас даже импортные джинсы уже почти никто не носит — все выбирают «Тверь», — оттянул штанину на своем бедре.

— Можно потрогать? — попросил Джон.

— Конечно, — разрешил я.

— Отличное качество! — оценил он. — Дорого?

Я, конечно, преувеличил популярность «Твери», карго-культ штука очень крепкая, но фотка Леннона в Советских джинсах — это мощнейший добивающий удар по хиреющему рынку фарцы.

— Тридцать семь рублей, — ответил я.

— Заглянем в магазин, когда закончим здесь?

— Конечно!

Глава 7

Экскурсия по студии шла своим чередом, и по итогам посещения моего личного павильона Леннон похвалил музыкально-студийное оборудование. Напоследок сходили посмотреть на студию передачи «Голос» — в Москве запустить так и не успели, поэтому забрал себе.

Плюхнувшись в удобное судейское кресло, кивнул гостям на остальные. Джон и мистер Уилсон предложением воспользовались, а Йоко осталась стоять.

— Участников будут слушать вот так, — пояснил я, отвернувшись от сцены. — Если нравится — до самого конца. Если нет… — повернулся обратно и нажал на встроенную в стол кнопку, окатив павильон пронзительным звуком корабельной сирены.

Леннон не отказал себе в удовольствии сделать пару оборотов вокруг своей оси и тоже жмякнул кнопку.

— Прикольно! — вынес вердикт.

— Первый выпуск снимаем завтра, — начал я предлагать Леннону бесплатную работу во славу СССР. — Окажешь нам честь, посидев в этом кресле пару часов и нажимая на кнопку когда сочтешь нужным?

— Время Джона стоит дорого, — очень неудобно влезла японская, а значит — жадная жена звезды.

Ну и что, что